РАЧЬЯ СВАДЬБА

Грачонок сидит на ветке у пруда. По воде плывёт сухой листок, в нём — улитка.
— Куда ты, тётенька, плывёшь? — кричит ей грачонок.
— На тот берег, милый, к раку на свадьбу.
— Ну, ладно, плыви.
Бежит по воде паучок на длинных ножках, станет, огребнется и дальше пролетит.
— А ты куда?
Увидал паучок у грачонка жёлтый рот, испугался.
— Не трогай меня, я — колдун, бегу к раку на свадьбу.
Из воды головастик высунул рот, шевелит губами.
— А ты куда, головастик?
— Дышу, чай, видишь, сейчас в лягушку хочу обратиться, поскачу к раку на свадьбу.
Трещит, летит над водой зелёная стрекоза.
— А ты куда, стрекоза?
— Плясать лечу, грачонок, к раку на свадьбу…
«Ах ты, штука какая, — думает грачонок, — все туда торопятся».
Жужжит пчела.
— И ты, пчела, к раку?
— К раку, — ворчит пчела, — пить мёд да брагу.
Плывёт краснопёрый окунь, и взмолился ему грачонок:
— Возьми меня к раку, краснопёрый, летать я ещё не мастер, возьми меня на спину.
— Да ведь тебя не звали, дуралей.
— Всё равно, глазком поглядеть…
— Ладно, — сказал окунь, высунул из воды крутую спину, грачонок прыгнул на него, — поплыли.
А у того берега на кочке справлял свадьбу старый рак. Рачиха и рачата шевелили усищами, глядели глазищами, щёлкали клешнями, как ножницами.
Ползала по кочке улитка, со всеми шепталась — сплетничала.
Паучок забавлялся — лапкой сено косил. Радужными крылышками трещала стрекоза, радовалась, что она такая красивая, что все её любят.
Лягушка надула живот, пела песни. Плясали три пескарика и ёрш.
Рак-жених держал невесту за усище, кормил её мухой.
— Скушай, — говорил жених.
— Не смею, — отвечала невеста, — дяденьки моего жду окуня…
Стрекоза закричала:
— Окунь, окунь плывёт, да какой он страшный с крыльями.
Обернулись гости… По зелёной воде что есть духу мчался окунь, а на нём сидело чудище чёрное и крылатое с жёлтым ртом.
Что тут началось… Жених бросил невесту, дав воду; за ним — раки, лягушка, ёрш да пескарики; паучок обмер, лёг на спинку; затрещала стрекоза, насилу улетела.
Подплывает окунь — пусто на кочке, один паучок лежит и тот, как мёртвый…
Скинул окунь грачонка на кочку, ругается:
— Ну, что ты, дуралей, наделал… Недаром тебя, дуралея, и звать-то не хотели…
Ещё шире разинул грачонок жёлтый рот, да так и остался — дурак дураком на весь век.

А.Н. Толстой

Хрустальная гора

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, у царя было три сына. Вот дети и говорят ему:
- Милостивый государь-батюшка! Благослови нас, мы на охоту поедем.
Отец благословил, и они поехали в разные стороны.
Младший сын ездил, ездил и запутался; выезжает на поляну, на поляне лежит палая лошадь, около этой падали собралось много всяких зверей, птиц и гадов.
Поднялся сокол, прилетел к царевичу, сел ему на плечо и говорит:
- Иван-царевич, раздели нам эту лошадь: лежит она здесь тридцать три года, а мы все спорим, а как поделить - не придумаем.
Царевич слез со своего доброго коня и разделил падаль: зверям - кости, птицам - мясо, кожа - гадам, а голова - муравьям.
- Спасибо, Иван-царевич! - сказал сокол. - За эту услугу можешь ты обращаться ясным соколом и муравьем всякий раз, как захочешь.
Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался ясным соколом, взвился и полетел в тридесятое государство; а того государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору.
Прилетел прямо во дворец, оборотился добрым молодцем и спрашивает придворную стражу.
- Не возьмет ли ваш государь меня на службу к себе?
- Отчего не взять такого молодца? Вот он поступил к тому царю на службу и живет у него неделю, другую и третью. Стала просить царевна:
- Государь мой батюшка! Позволь мне с Иваном-царевичем на хрустальной горе погулять.
Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали.
Подъезжают к хрустальной горе, вдруг, откуда ни возьмись, выскочила золотая коза.
Царевич погнал за ней; скакал, скакал, козы не добыл, а воротился назад - и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?
Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя, пришел во дворец и говорит царю:
- Ваше величество! Найми меня стадо пасти.
- Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трех головах - дай ему три коровы, коли о шести головах - дай шесть коров, а коли о двенадцати головах - то отсчитывай двенадцать коров.
Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трех головах:
- Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму молодцу, а он стадо пасет! Ну-ка, - говорит, - отгони мне трех коров.
- Не жирно ли будет? - отвечает царевич. - Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты трех коров захотел... Нет тебе ни одной!
Змей осерчал и вместо трех захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой.
- Что, дедушка, - спрашивает царь, - прилетал ли трехглавый змей, дал ли ему трех коров?
- Нет, ваше величество, ни одной не дал!
На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров.
- Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!
Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров; а царевич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял у него шесть голов.
Пригнал домой стадо, царь и спрашивает:
- Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли мое стадо поубавилось?
- Прилетать-то прилетал, но ничего не взял!
Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещинку заполз в хрустальную гору, смотрит - в хрустальной горе сидит царевна.
- Здравствуй, - говорит Иван-царевич, - как ты сюда попала?
- Меня унес змей о двенадцати головах, живет он на батюшкином озере. В том змее сундук таится, в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яичко, в яичке - семечко; коли ты убьешь его да достанешь это семечко, в те поры можно хрустальную гору извести и меня избавить.
Иван-царевич вылез из той горы, снарядился пастухом и погнал стадо.
Вдруг прилетает змей о двенадцати головах:
- Эх, Иван-царевич! Не за свое ты дело взялся: чем бы тебе, доброму молодцу, сражаться, а ты стадо пасешь... Ну-ка отсчитай мне двенадцать коров!
- Жирно будет! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел!
Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались - Иван-царевич победил змея о двенадцати головах, разрезал, его туловище и на правой стороне нашел сундук: в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яйцо, в яйце - семечко.
Взял он семечко, зажег и поднес к хрустальной горе - гора растаяла.
Иван-царевич вывел оттуда царевну и привез ее к отцу, отец возрадовался и говорит царевичу:
- Будь ты моим зятем!
Тут их и обвенчали; на той свадьбе и я был, мед-пиво пил, по бороде текло, в рот не попало.

Молдавская сказочка.

Пес чабана

Жил-был чабан, и была у него большая отара овец, которых сторожил старый преданный пес… Много волков и медведей уничтожил он на своем веку. Да с некоторых пор стали ослабевать его силы - с трудом поднимался он с земли, начала облезать шерсть. Чабан, увидев, что в один прекрасный день может остаться без охранителя, нашел где-то щенка и стал его приручать. А так как он был хорошим хозяином, то продолжал ухаживать за обоими псами. Но вот стал щенок задираться со старым псом из-за пищи. Жадный и ненасытный, он все боялся, что останется голодным.
Как-то подластился он к чабану, потерся об его ноги, а потом и говорит ему:
- Хозяин, ты бы прогнал этого старого пса, он только еду зря переводит.
А так мне больше достанется: быстрее вырасту, окрепну, ведь вся твоя надежда на меня, а он пусть идет на все четыре стороны, все равно пользы от него уж ждать нечего.
Чабан послушался совета и принялся покрикивать на старую собаку, сегодня тихо, завтра - громче, когда словом обидит, когда и палку пустит в ход. Увидел бедный пес, что не житье ему у хозяина, а каторга, и, понурив голову, побежал прочь. Бежал он сколько, бежал и добежал до леса. Там принялся рыскать в поисках еды, ищет то там, то здесь, но ничего не находит. От голода и напрасных поисков совсем уж лишился он сил. Но вот повстречалась ему на пути избушка. Вошел он в нее, сел и призадумался: Ну и удружил мне этот щенок! Теперь, видно, не останется ничего другого, как распрощаться с жизнью.
Сидел он так и проклинал свое житье-бытье, как вдруг видит в окошко волка, приближающегося к избушке,- тут проходила как раз тропинка волков. Собака не ощетинилась: знала, что волки, когда сыты, не трогают никого. Волк подошел к избушке и спрашивает:
- Мэй, ты кто таков?.
- Сапожник,-отвечает пес.
- И что ты умеешь делать?
- Постолы, сапоги, все, что можно сделать из кожи.;- Вот хорошо, сапожник, уж с каких пор собираюсь я себе сапоги заказать.
- А кожа есть?
- Нету. А какая требуется?
- Для подошвы - телячья, для передков - свиная, для голенищ-гусиная.
- Значит, по рукам. Сработаешь, мне сапоги!
- По рукам, кум, только приволоки мне живого теленка, я сам с него шкуру сдеру, сам и дубить буду.
- Ладно, сапожник.
Рыскал-рыскал волк по полям, по стадам и вот тащит молодого быка.
- Хорош?
- Хорош. А через три дня мне понадобится и свинья.
Волк убежал, а пес принялся за бычка. Поест-поест, отдохнет малость, воды попьет и опять ест. За три дня в самый раз управился с бычком. Волк, думаючи только о сапогах, сдержал слово: на третий день приволок огромного кабана.
- Вот, сапожник, притащил, сгодится на передки?
- Лучше и не надо.
- Когда сапоги-то готовы будут?
- Принеси теперь четырех гусей на стельки да на голенища - в три дня сработаю.
Волк радуется не нарадуется. На второй же день притащил четырех гусей и все места себе не может найти-не дождется, когда сапоги обует. А пес, братец ты мой, знай себе ест да спит. Закусывает то свининкой, то гусятинкой, добро - и вода ключевая под боком. Если это был не рай, близко к раю это было. От сытной еды окреп пес, набрался сил, шкура на нем стала лосниться от жира, так что казался он двухлетком - так помолодел. Тут и срок подошел -является волк.
- Ну, готовы сапоги, сапожник?
- Что это за сапоги ты требуешь, зверюга? - выскочил пес из избушки. Волк от удивленья на хвост присел, пес же бросился на него и давай разрывать зубами. Бедный волк, предчувствуя конец, так взвыл, что сбежались к ним все волки из ближнего леса. Пес же со всеми так расправлялся, что только деревья качались. Как вгрызался зубами раз - сразу троих с землей сравнивал. Через какое-то время примчался и царь волков. Увидел такую свалку и закричал:
- Довольно, волки! Оставьте пса в покое и бегите ко мне. Волки отступили, а царь принялся их отчитывать.
- Мэй, клыкастые, зачем вы связались с этой псиной, иль хотите, чтобы он вам всем перегрыз горло, так чтоб и рода вашего не осталось? Не видите, как он силен и ловок,- никто из вас не может устоять против него! Идите, дайте ему денег, сделайте все, чтоб он ушел отсюда куда глаза глядят, иначе не будет нам покою. Побежали тогда четыре волка к псу:
- Ваше высочество, сколько заплатить вам иль что сделать, чтоб вы покинули лес и оставили нас?
- Коль утащите из отары такого-то чабана (тут он назвал имя своего хозяина) двух овец, мне другого вознагражденья не надо.
Волкам порученье пришлось до вкусу. Побежали они под гору, куда пес указал; и недалеко от отары овец принялись выть и лязгать зубами. Молодой пес от страха поднял хвост трубой и - поминай как звали. Бедный же чабан не мог справиться с четырьмя волками одной палкой. Свистел, кричал, да все напрасно: волки бросились к овцам, схватили двух из них и собрались в обратный путь. Тут выбежал им навстречу наш пес (а он тихонько раньше пробрался к отаре) и давай рвать волков зубами, кромсать, так что те еле-еле унесли ноги.
Ох и обрадовался чабан, увидев, как расправляется с волками его старый друг! Приласкал его, накормил, а молодого пса, когда тот вернулся, побил и прогнал прочь от загона.
Стал старый пес, как и прежде, жить в довольстве у чабана: и корм у него был, и уход, и крыша над головой.
И чем он старее становился, тем усерднее чабан ухаживал за ним. А когда настало время искать чабану другого пса, нашел он такого, который был похож на старого: прилежно охранял отару и не боялся волков.

Чего на свете не бывает

Жил-был барин, богатый-пребогатый. Не знал он, куда свои деньги девать. Ел-пил сладко, одевался нарядно, гостей у него каждый день столько было, что у иных по праздникам того не бывало. А все у него денег не убывало, еще прибывало.
И захотелось раз барину пошутить над мужиком-дураком, себе и гостям на потеху.
Призывает он самого бедного мужика из деревни и говорит ему:
- Слушай, мужик. Дам я тебе денег целую маленку, только скажи мне, чего на свете не бывает. Нынче люди до всего дошли: и на черте ездят, и по небу летают, и в Питер по проволоке лапти послать можно. Скажи же: чего на свете не бывает?
Почесал мужик затылок.
- Не знаю, - говорит, - барин, кажись, взаправду все на свете бывает. Дай сроку до завтра - может, и вздумаю.
- Ну, пойди, подумай, - говорит барин, - а завтра приходи, ответ приноси.
Мужик до петухов не спал, все барскую загадку отгадывал. Раздумает, так и мало ли чего на свете не бывает, а и то в ум придет: “Может, это и бывает, только я не знаю. Ну да ладно, скажу наудачу, авось чего и не бывает!”
На другой день пришел он к барину.
- Ну что, мужик, теперь знаешь, чего на свете не бывает?
- Одного, барин, не бывает: топором никто не подпоясывается, ног за топорище не заткнет.
Усмехнулся барин, усмехнулись гости; видят - мужик-то сер, да ум-то у него не волк съел. Надо маленку отмеривать. Да барин не то денег пожалел, не то хотел еще над мужиком пошутить, кто его знает, только и говорит мужику:
- Нашел, брат, что сказать. У нас подлинно этого не делают, а в чужих землях - так сплошь и рядом. Ступай с богом до завтра. Придумаешь - ответ принеси.
Продумал мужик и другую ночь. Что ни надумает, все надежда плохая на барские деньги. “Хитры немцы, - у них, может, все бывает. Ну да скажу еще что-нибудь!”
Приходит наутро к барину.
- Ну, мужик, все ли на свете бывает?
- Не все, барин: баба попом не бывает, красная девка обедни не служит.
Усмехнулись все, только барин опять ему денег не дал.
- Нет, - говорит, - это бывает; по неметчине и все так. Поди, подумай последний раз. Скажешь - бери деньги, а то не прогневайся.
Плюнул с досады мужик, идучи домой, думает: “Видно, одному только не бывать, чтобы у меня деньги были!”
Все-таки через ночь опять идет к барину. “Наскажу, - думает, - ему всякой всячины; может, что и небывальщина будет”.
- Ну, что хорошенького скажешь? - спрашивает барин. - Не узнал ли, чего на свете не бывает?
- Все, барин, бывает, - говорит мужик. - Думал я, что люди хоть на небо не попадают, а здесь сам побывал, теперь поверил, что и это бывает.
- Как же ты на небо попал?
- Покойница жена побывать наказывала и подводу за мной выслала: двух журавлей вразнопряжку. Повидался с ней, с ребятишками и к твоей милости воротился.
- И назад с журавлями?
- Нет, назад я соскочил.
- Как же ты, мужичок, не убился?
- А так, что по уши в землю завяз, не жестка земля попалась.
- Из земли же как вылез?
- Хе... как! А сходил домой, принес лопату, выкопался да и вылез.
- Не видал ли ты на небе покойного барина, моего родителя?
- Как же, видел, к ручке допустить изволили.
- Ну, что он там делает? - допрашивает барин.
Мужик-то, не будь плох, догадался и говорит:
- Что покойный барин делает? Да после моих ребятишек постилки моет.
- Врешь, мужик-дурак! - закричал барин. - Того на свете не бывает, чтобы барин у холопа нянчился! Бери деньги да не мели околесицы!

Наговорная водица

Жили-были муж с женой. Смолоду они жили всем на загляденье, а под старость - словно их кто подменил. Только спустит утром старик ноги с печки, как уж и пошла промеж ним и старухой перебранка. Он старухе слово, а она ему два, он ей два, а она ему пять, он пять, а она десять. И такой вихорь завьется промеж них, хоть из избы вон беги.
А разбираться начнут - виноватого нет.
- Да с чего б это у нас, старуха, а? - скажет старик.
- Да все ты, старый, ты все!..
- Да полно! Я ли? Не ты ли? С долгим-то языком!..
- Не я, да ты!
- Ты, да не я!
И снова здорово: опять ссора промеж них затеялась. Вот раз слушала, слушала их соседка и говорит:
- Маремьянушка, что это у тебя со старым-то всё нелады да нелады. Сходила б ты на край села к бобылке. Бобылка на водицу шепчет... Людям помогает, авось и тебе поможет.
“А и впрямь, - подумала старуха, - схожу к бобылке...”
Пришла к бобылке, постучала в окошко. Та вышла.
- Что, - спрашивает, - старушечка, тебе надобно?
- Да вот, - отвечает бабка, - пошли у нас нелады со стариком.
- А подожди, - говорит бобылка, - немного.
И сама - в дом.
Вынесла старуха воды в деревянном ковше да при ней же на ту воду пошептала. Потом перелила ее в стеклянную посудину, подает и говорит:
- Как домой придешь да как зашумит у тебя старик-то, так ты водицы-то хлебни; да не плюнь, не глотни, а держи во рту-то, пока не угомонится... Все ладно и будет!
Поклонилась старуха бобылке, взяла посудину с водой - и домой. И только ногу за порог занесла, как старик на нее и напустился:
- Ох уж мне эти бабы-стрекотухи! Как пойдут, так словно провалятся! Давным-давно самовар пора ставить, а ты думать забыла! И где это ты запропала?..
Отхлебнула старуха из стеклянной посудины, да не плюнула, не проглотила, а, как велела бобылка, держит во рту.
А старик видит, что она не отвечает, и сам замолчал. Обрадовалась старуха: “А и впрямь, видать, что водица эта наговорная целебная!”
Поставила посудину с водой, а сама - за самовар да и загреми трубой.
Услышал это старик:
- Эка нескладна-неладна! Не тем концом руки, видать, воткнуты!
А старуха хотела было ему ответить, да вспомнила наказ бобылки - и опять за водицу! Хлебнула и держит во рту.
Видит старик, что старуха ни словечка ему супротивного не говорит, дался диву и... замолчал.
И пошло промеж них с той поры все как по-писаному: снова, как в молодые годы, людям на загляденье жить стали. Потому, как только начнет старик шуметь, старуха сейчас - за наговорную водицу!
Вот она, сила-то, в ней какая

Медведь и лиса

Жили-были медведь и лиса.
У медведя в избе на чердаке была припасена кадушка меду.
Лиса про то узнала и стала думать как бы ей до меду добраться.
Прибежала лиса к медведю, села под окошечко:
— Кум, ты не знаешь моего горечка!
— Что, кума, у тебя за горечко?
— Изба моя худая, углы провалились, я и печь не топила. Пусти к себе ночевать.
— Поди, кума переночуй.
Вот легли они спать на печке. Лиса лежит да хвостом вертит. Как ей до меду добраться?
Медведь заснул, а лиса — тук-тук хвостом.
Медведь спрашивает:
— Кума, кто там стучит?
— А это за мной пришли, на повой зовут.
— Так сходи, кума.
Вот лиса ушла. А сама влезла на чердак и начала из кадушки мед есть. Наелась, воротилась и опять легла.
— Кума, а кума, — спрашивает медведь, — как назвали-то?
— Починочком.
— Это имечко хорошее.
На другую ночь легли спать, лиса — тук-тук хвостом:
— Кум, а кум, меня опять на повой зовут.
— Так сходи, кума.
Лиса влезла на чердак и до половины мед-то и поела. Опять воротилась и легла.
— Кума, а кума, как назвали-то?
— Половиночком.
— Это имечко хорошее.
На третью ночь лиса — тук-тук хвостом:
— Меня опять на повой зовут.
— Кума, а кума, — говорит медведь, — ты недолго ходи, а то я блины хочу печь.
— Ну, это я скоро обернусь.
А сама — на чердак и доела мед в кадушке, все выскребла. Воротилась, а медведь уже встал.
— Кума, а кума, как назвали-то?
— Поскрёбышком.
— Это имечко и того лучше. Ну, теперь давай блины печь.
Медведь напек блинов, а лиса спрашивает:
— Мед-то у тебя, кум, где?
— А на чердаке.
Полез медведь на чердак, а меду-то в кадушке нет — пустая.
— Кто его съел? — спрашивает. — Это ты, кума, больше некому!
— Нет, кум, я мед в глаза не видала. Да ты сам его съел, а на меня говоришь!
Медведь думал, думал...
— Ну, — говорит, — давай пытать, кто съел. Ляжем на солнышке вверх брюхом. У кого мед вытопится — тот, значит, и съел.
Легли они на солнышке. Медведь уснул. А лисе не спится. Глядь-поглядь — на животе у нее и показался медок. Она его стала скорее перемазывать медведю на живот.
— Кум, а кум! Это что? Вот кто мед-то съел!
Медведь — делать нечего — повинился.

Лиса-повитуха

Жили-были кум с кумой - волк с лисой. Была у них кадочка медку. А лисица любит сладенькое; лежит кума с кумом в избушке да украдкою постукивает хвостиком.
- Кума, кума, - говорит волк, - кто-то стучит.
- А, знать, меня на повой зовут! - бормочет лиса.
- Так поди сходи, - говорит волк. Вот кума из избы да прямехонько к меду, нализалась и вернулась назад.
- Что бог дал? - спрашивает волк.
- Початочек, - отвечает лисица. В другой раз опять лежит кума да постукивает хвостиком.
- Кума! Кто-то стучится, - говорит волк.
- На повой, знать, зовут!
- Так сходи.
Пошла лисица, да опять к меду, нализалась досыта; медку только на донышке осталось. Приходит к волку.
- Что бог дал? - спрашивает ее волк.
- Серёдышек.
В третий раз опять так же обманула лисица волка и долизала уж весь медок.
- Что бог дал? - спрашивает ее волк.
- Поскрёбышек.
Долго ли, коротко ли прикинулась лисица хворою, просит кума медку принести. Пошел кум, а меду ни крошки.
- Кума, кума, - кричит волк, - ведь мед съеден.
- Как съеден? Кто же съел? Кому окроме тебя! - погоняет лисица. Волк и кстится и божится.
- Ну, хорошо! - говорит лисица. - Давай ляжем на солнышке, у кого вытопится мед, тот и виноват.
Пошли, легли. Лисице не спится, а серый волк храпит во всю пасть. Глядь-поглядь, у кумы-то и показался медок; она ну-тко скорее перемазывать его на волка.
- Кум, кум, - толкает волка, - это что? Вот кто съел!
И волк, нечего делать, повинился.
Вот вам сказка, а мне кринка масла.

Сказка Колосок

Жили-были два мышонка, Круть и Верть, да петушок Голосистое Горлышко. Мышата только и знали, что пели да плясали, крутились да вертелись. А петушок чуть свет поднимался, сперва всех песней будил, а потом принимался за работу.
Вот однажды подметал петушок двор и видит на земле пшеничный колосок.
- Круть, Верть, - позвал петушок, - глядите, что я нашёл!
Прибежали мышата и говорят:
- Нужно его обмолотить.
- А кто будет молотить? - спросил петушок.
- Только не я!-закричал один.
- Только не я!-закричал другой.
- Ладно,-сказал петушок, - я обмолочу.
И принялся за работу. А мышата стали играть в лапту.
Кончил петушок молотить и крикнул:
- Эй, Круть, эй, Верть, глядите, сколько я зерна намолотил!
Прибежали мышата и запищали в один голос:
- Теперь нужно зерно на мельницу нести, муки намолоть!
- А кто понесёт? - спросил петушок.
- Только не я!-закричал Круть.
- Только не я!- закричал Верть.
- Ладно,-сказал петушок, - я снесу зерно на мельницу.
Взвалил себе на плечи мешок и пошёл. А мышата тем временем затеяли чехарду. Друг через друга прыгают, веселятся.
Вернулся петушок с мельницы, опять зовёт мышат:
- Сюда, Круть, сюда. Верть! Я муку принёс.
Прибежали мышата, смотрят, не нахвалятся:
- Ай да петушок! Ай да молодец! Теперь нужно тесто замесить да пироги печь.
- Кто будет месить? - спросил петушок. А мышата опять своё.
- Только не я!-запищал Круть.
- Только не я!-запищал Верть.
Подумал, подумал петушок и говорит:
- Видно, мне придётся.
Замесил он тесто, натаскал дров, затопил печь. А как печь истопилась, посадил в неё пироги. Мышата тоже времени не теряют: песни поют, пляшут. Испеклись пироги, петушок их вынул, выложил на стол, а мышата тут как тут. И звать их не пришлось.
- Ох и проголодался я! - пищит Круть.
- Ох и есть хочется! - пищит Верть.
И за стол сели.
А петушок им говорит:
- Подождите, подождите! Вы мне сперва скажите, кто нашёл колосок.
- Ты нашёл! - громко закричали мышата.
- А кто колосок обмолотил? - снова спросил петушок.
- Ты обмолотил! - потише сказали оба.
- А кто зерно на мельницу носил?
- Тоже ты, - совсем тихо ответили Круть и Верть.
- А тесто кто месил? Дрова носил? Печь топил? Пироги кто пёк?
- Всё ты. Всё ты, - чуть слышно пропищали мышата.
- А вы что делали?
Что сказать в ответ? И сказать нечего. Стали Круть и Верть вылезать из-за стола, а петушок их не удерживает. Не за что таких лодырей и лентяев пирогами угощать.

Сказка Волк, собака и кот

Жил был мужик, и была у него собака. Пока была собака молодая, стерегла она хозяина, а как состарилась, то прогнал хозяин ее со двора. Бродила она по степи, ловила мышей, что попадалось, то и ела.
Раз ночью повстречал собаку волк и говорит:
- Ты куда, собака, идешь?
- Да вот пока была я молодая, хозяин меня любил, ведь я хозяйство его стерегла, а как состарилась, он меня и прогнал со двора. Волк спрашивает:
- Собака, а может, ты есть хочешь?
- Хочу, - говорит. 
Волк говорит:
- Пойдем, я тебя накормлю.
Пошли. Идут степью, высмотрел волк овец, посылает собаку:
- Ступай, - говорит, - погляди, что это там пасется?
Собака пошла, возвращается и говорит:
- Овцы.
- Чтоб они подохли. Только понабьем в зубы шерсти и не наедимся, голодные останемся. Пойдем дальше.
Идут, Увидел волк гусей.
- А ступай, - говорит, - погляди-ка, собака, что там пасется?
Собака пошла, посмотрела, возвращается, говорит:
- Гуси.
- Чтоб они подохли. Понабьем в зубы перьев и не наедимся. Пойдем, - говорит, - дальше.
Идут дальше. Видит волк - коняга пасется.
- А ступай, - говорит, - собака, погляди, что там пасется?
Собака прибегает, говорит:
- Коняга.
- Ну, это наша будет, - говорит волк. Подошли к этой коняге. Волк так землю и роет, в ярость себя приводит. Потом говорит:
- А погляди-ка, собака, трясется ли мой хвост? Посмотрела собака.
- Трясется, - говорит.
- А теперь погляди, - говорит волк, - глаза у меня осоловели?
- Осоловели, - говорит собака.
Тогда волк как бросится, как ухватит конягу за гриву, разорвал, и едят вместе с собакой. Волк молодой, тот скоро наелся, а собака старая - грызет, грызет и не съест ничего. Сбежались собаки и прогнали волка.
Идет собака и нашла по дороге такого же старого кота, как и она, - ловит мышей в степи.
- Здравствуй, - говорит, - кот! Ты куда идешь?
- Да так вот брожу себе. Пока был я молодой, у хозяина работал - мышей ловил, а теперь стар уже стал, мышей не вижу, невзлюбил меня хозяин, не дает мне есть, прогнал меня со двора, вот я и брожу.
Говорит собака:
- Ну, пойдем, брат котик, я тебя накормлю.
Идут они вдвоем, увидела собака овец, посылает кота:
- Беги, - говорит, - братец, погляди, кто там пасется?
Кот побежал, посмотрел и говорит:
- Овцы.
- Да черт бы их побрал! Понабьем в зубы шерсти и не наедимся. Пойдем дальше. Идут. Увидела собака гусей.
- Ступай, - говорит, - посмотри, кто пасется?
Побежал кот, посмотрел, говорит:
- Гуси.
- Да ну их к бесу! Понабьем в зубы перьев и не наедимся.
Пошли они дальше. Идут. Увидала собака конягу.
- Беги, - говорит собака коту, - погляди, кто пасется?
Пошел кот, посмотрел, говорит:
- Коняга.
- Ну, это наша будет, - говорит собака, - наедимся вдоволь.
Начала собака есть землю, ярится и говорит:
- А погляди-ка, кот, хвост у меня трясется?
- Нет, - отвечает кот.
Собака опять землю гребет, чтобы рассердиться, опять спрашивает:
- Ну что, трясется уже? Скажи, что трясется. Посмотрел кот и говорит:
- Начал маленько трястись.
- Трепанем теперь чертову конягу! - говорит собака. И давай собака разгребать землю, спрашивает кота:
- А погляди, братец, глаза у меня осоловели? А кот говорит:
- Нет.
- Э, врешь! Скажи: осоловели! - просит собака. Тут собака как рассердится да как вскочит на конягу! А коняга как даст ей копытом по голове! Упала собака и глаза вылупила. А котик подбежал и говорит:
- Ой, братец, как у тебя глаза-то посоловели!..

Сказка Петушок и курочка

Жили были дед и баба, и была у них курочка да петушок. Дед с бабой померли, а петушок и курочка все без них поели - и бобочки и все дочиста. Сели на насесте. Петушок: “Кукареку!” - схватил камешек, да и подавился. Вот курочка плакала-плакала, побежала потом к морю воды просить:
- Море, море, дай воды!
- Зачем воды?
- Петушку воды:
Лежит петушок- на горе И не дышит, Только хвостиком все колышет. А море говорит:
- Ступай к волу, пускай рог даст! Она и пошла, просит:
- Вол, вол, дай рог!
- Зачем рог?
- Морю рог: море воды даст.
- А зачем вода?
- Петушку вода:
Лежит петушок на горе и не дышит, только хвостиком все колышет.
А вол и говорит:
- Так ступай к кабану: пускай клык даст!
- Кабан, кабан, дай клык!
- Зачем клык?
- Волу клык: вол рог даст.
- Зачем рог?
- Морю рог: море воды даст.
- А зачем вода?
- Петушку вода:
Лежит петух на горе И не дышит, только хвостиком все колышет.
- Так ступай к дубу: пускай желудь даст! Вот курочка и пошла:
- Дуб, дуб, дай желудь!
- Зачем желудь?
- Кабану желудь: кабан клык даст.
- Зачем клык?
- Вол рог даст.
- Зачем рог?
- Море воды даст.
- А зачем вода?
- Петушку вода:
Лежит петух на горе И не дышит, только хвостиком все колышет.
- Так ступай к девке: пускай нитки даст! Вот курочка пришла и говорит:
- Девка, девка, дай ниток!
- Зачем нитки?
- Дубу нитки: дуб желудь даст.
- Зачем желудь?
- Кабану желудь: кабан клык даст.
- Зачем клык?
- Волу клык: вол рог даст.
- Зачем рог?
- Морю рог: море воды даст.
- А зачем вода?
- Петушку вода:
Лежит петух на горе И не дышит, только хвостиком все колышет.
- Так ступай к бабе: пускай масла даст!
- Баба! Баба, дай масла!
- Зачем масло?
- Девке масло: девка ниток даст!
- Зачем нитки?
- Дубу нитки: дуб желудь даст.
- Зачем желудь?
- Кабану желудь: кабан клык даст.
- Зачем клык?
- Волу клык: вол рог даст.
- Зачем рог?
- Морю рог: море воды даст.
- А зачем вода?
- Петушку вода:
Лежит петух на горе И не дышит, только хвостиком все колышет.
- Так ступай ты к липе: пускай липового цвету даст!
Она и пошла.
- Липа! Липа, дай цвету!
- Зачем тебе цвет?
- Бабе цвет: баба масла даст.
- Зачем масло?
- Девке масло: девка ниток даст.
- Зачем нитки?
- Дубу нитки: дуб желудь даст.
- Зачем желудь?
- Кабану желудь: кабан клык даст.
- Зачем клык?
- Вол рог даст.
- Зачем рог?
- Морю рог: море воды даст.
- Зачем вода?
- Петушку вода:
Лежит петух на горе и не дышит, только хвостиком все колышет.
Дала ей липа липового цвету, баба за липовый цвет масла, девка ниток, дуб за нитки желудь, кабан за желудь клык, вол за клык рог, а море за рог воду дало.
Вот напоила курочка петушка, да и живут себе, хлеб жуют и постолом добро возят.